Об одесситах, создававших русскую литературу

[alena_15]

Прочитано в ФБ
Александр Бирштейн , он же - albir

... Я не написал о Катаеве, а ведь в январе была его дата... Я только упомянул сегодня о Катаеве, показывая вам улицу Канатную.

Я не нашел очерка о Багрицком, чей день смерти сегодня.

Зато не так давно мы говорили о Бабеле.

И Юрий Олеша, чей день рождения 19 февраля. И о котором еще будем, надеюсь говорить.

Это очерк об одесситах, создававших - и успешно! - русскую, советскую литературу.

КОГДА «ВРЕМЯ БОЛЬШИХ ОЖИДАНИЙ» ПРОШЛО.

В начале-середине двадцатых произошло событие, полную оценку которого я не встречал в литературе, но которое сыграло огромную роль не только в советской, но и мировой литературе.

Смотрите: Олеша, Бабель, Катаев, Ильф, Петров, Штейнберг, Кирсанов, Багрицкий, Гехт, - ой, кого-то явно забыл! – переехали в Москву.

А там еще был и Паустовский, прилично хлебнувший одесского неба и солнца.

Был и Булгаков, явно не московской крови писатель.

Да, в столице были писатели и поэты и не хуже, по меньшей мере. Но эти, пришельцы, не растворились в бурном литературном море, а остались чистым, теплым и светлым течением, согревавшим и радовавшим. И, конечно, увлекавшим за собой.

Отношение было разным к советской власти. В принципе, резко отрицательного не было ни у кого из них, возможно, исключая Ю.Олешу, чей роман «Зависть» - страстная насмешка над тем, что происходило в стране, над тем, куда она стремилась. Но насмешка, даже высмеивание, а не протест. Хотя… Видите, я сомневаюсь. Наверное, и протест тоже. Это же надо придумать – довести любую идиотскую идею коллективизма до абсурда. Смотрите:

– Объявлена война кухням.

Тысячи кухонь можно считать покоренными…

Прежде я считал гением первой Фразы Юрия Тынянова. Но Юрий Олеша ничем ему не уступает. Смотрите, с чего начинается его роман:

– Он поет по утрам в клозете!

И это говорит один главный герой романа о другом.

А вот и мои двадцать копеек. Меня ведь часто упрекают, что фамилии у моих героев, мягко сказать – неоднозначные.

А мне было с кого пример брать! Как зовут героев «Зависти»?

Кавалеров – нищий интеллигент и Бабичев – главный колбасник страны. «Он заведует всем, что касается жратвы».

Бабичев, толстый и жирный Бабичев, которому «… хотелось бы рожать пищу».

Вот, как говорит у Олеши Кавалеров, обращаясь к женщине.

– «Вы прошумели мимо меня, как ветка, полная цветов и листьев».

А вот, что он думает о своей стране:

– В нашей стране дороги славы заграждены шлагбаумами. Одаренный человек либо должен потускнеть, либо решиться на то, чтобы с большим скандалом поднять шлагбаум.

Заметьте, это было сказано задолго до «Доктора Живаго», до Синявского, Даниэля, Солженицына, Аксенова…

Знают ли Олешу на Западе? . «Три толстяка» известны далеко за пределами страны. А «Зависть»? И она! Но сперва западный мир познакомился с огромной и злой работой Аркадия Белинкова «Сдача и гибель советского интеллигента, Юрий Олеша». Кс тати, Белинков за эту работу подвергся репрессиям. Более всего Аркадий Белинков любил ругать. Он ругал Тынянова, потом Олешу… Во многом справедливо. Но как-то зло и обидно. До боли!

Об Олеше я еще напишу.

И, наоборот, Багрицкий. Если кто из «одесситов» и был окуджавским «комиссаром в пыльном шлеме», так это именно Багрицкий. Ну, нравилась ему эта стихия. Особенно, когда сам вынужден был почти все время сидеть дома, покуривая коноплю, которая тогда называлась «Астматол».

…Нас водила молодость

В сабельный поход,

Нас бросала молодость

На кронштадтский лед.

Боевые лошади

Уносили нас,

На широкой площади

Убивали нас.

Но в крови горячечной

Подымались мы,

Но глаза незрячие

Открывали мы.

Возникай содружество

Ворона с бойцом, —

Укрепляйся мужество

Сталью и свинцом…

Это из стихотворения «Смерть пионерки». Если, кто не читал, то в этом стихотворении смертельно больная девочка Валя отказалась надеть крест, протянутый матерью, как последняя надежда. И умерла…

Смешно? У Багрицкого не смешно!

Страшно? Да!

Разные у Багрицкого стихи, но во всех поражает его страстность.

Вот, любимое:

По рыбам, по звездам

Проносит шаланду:

Три грека в Одессу

Везут контрабанду.

На правом борту,

Что над пропастью вырос:

Янаки, Ставраки,

Папа Сатырос.

А ветер как гикнет,

Как мимо просвищет,

Как двинет барашком

Под звонкое днище,

Чтоб гвозди звенели,

Чтоб мачта гудела:

"Доброе дело!

Хорошее дело!..."

Бабель… Наверное, самый популярный среди «одесситов». Человек-жизнь, человек-любопытство, человек-муравей-труженник. Приняв революцию, Бабель подался на фронты гражданской войны. И… написал «Конармию» - жесточайшее обвинение в бандитизме, мародерстве, душегубстве.

А потом «Одесские рассказы». И Беня Крик с компанией. Бандиты… Но какие благородные! С чего бы это? Сдается мне, что искал, искал Бабель альтернативу силе комиссарской, силе чекистской и нашел… в налетчиках.

– В девятнадцатом году люди Бени Крика напали на арьергард добровольческих войск, вырезали офицеров и отбили часть обоза. В награду они потребовали у Одесского Совета три дня "мирного восстания", но разрешения не получили и вывезли поэтому мануфактуру из всех лавок, расположенных на Александровском проспекте…

Наверное, он не там искал. Ни разум, ни сила уже не были альтернативой черни, хлебнувшей крови и опьяневшей навсегда.

– Фроим Грач лежал там распростертый под брезентом у стены, увитой плющом. Два красноармейца курили самодельные папиросы над его трупом.

- Чисто медведь, - сказал старший, увидев Борового, - это сила непомерная... Такого старика не убить, ему б износу не было... В нем десять зарядов сидит, а он все лезет...

Красноармеец раскраснелся, глаза его блестели, картуз сбился набок.

- Мелешь больше пуду, - прервал его другой конвоир, - помер и помер, все одинакие...

- Ан не все, - вскричал старший, - один просится, кричит, другой слова не скажет... Как это так можно, чтобы все одинакие...

- У меня они все одинакие, - упрямо повторил красноармеец помоложе, - все на одно лицо, я их не разбираю...

Вообще, мне кажется, Бабель во всем искал альтернативу. Смотрите: вот «Моя голубятня» - рассказ о страшном погроме.

– Побелевшие провода гудели над головой, дворняжка бежала впереди, в переулке сбоку молодой мужик в жилете разбивал раму в доме Харитона Эфрусси. Он разбивал ее деревянным молотом, замахивался всем телом и,

вздыхая, улыбался на все стороны доброй улыбкой опьянения, пота и душевной силы. Вся улица была наполнена хрустом, треском, пением разлетавшегося дерева…

И «Король», где храбрые налетчики провезли в гробу пулемет на Слободку и дали страшный отпор погромщикам. Мечта? Реальность?

– …Слободские громилы били тогда евреев на Большой Арнаутской.

Тартаковский убежал от них и встретил похоронную процессию с певчими на Софийской. Он спросил:

- Кого это хоронят с певчими?

Прохожие ответили, что это хоронят Тартаковского. Процессия дошла до Слободского кладбища. Тогда наши вынули из гроба пулемет и начали сыпать по слободским громилам….

Вот я написал, что одесские писатели, переехавшие в Москву, оказали влияние на мировую литературу. И призадумался. А кто, собственно?

Бабель? Но как перевести на иностранный – любой! – язык, допустим, эту фразу:

- Мендель Крик среди биндюжников слыл грубияном!

Или вот:

– Старик выпил водки из эмалированного чайника и съел зразу, пахнущую как счастливое детство….

Это ж сколько ссылок и разъяснений понадобится.

Аналогично обстоит дело с другим великим писателем – Михаилом Жванецким. Мы как-то говорили с ним о том, что его язык труднопереводим и т.д… Неправ был Михаил Михайлович. Помнится мне в 2004 году была международная бабелевская конференция. Приехала профессура из США, Испании, Польши, Израиля, Германии и т.д. И не бывшие наши сограждане, а именно испанцы, американцы, сабры, поляки и немцы… И делались доклады – с переводчиком! – и провозглашались литературоведческие открытия…

А Бабель не дожил…

А жене его Антонине Пирожковой, живущей в США, на днях исполнилось 100 (сто!) лет…

Интересна эволюция писателя Ильфа-Петрова. Ничего, что я так называю? Это что? Александра Ильинична Ильф рассказывала, что ее как-то назвали дочерью писателя Ильфа-Петрова.

Смотрите. Ильф – ироничный Илья Ильф с его записными книжками, где нет-нет да и пробивалась насмешка над строем. И Петров строй, в общем, принявший. Я упрощаю, конечно. Но ведь не исследование пишу, а веселый – когда получается! – очерк о невеселых временах. А давайте-ка сравним два романа : «12 стульев» и «Золотой теленок». «12 стульев» - это первые годы после гражданской войны, преодоление разрухи, зарождение надежды. Поэтому роман не просто веселый, а очень веселый! Чего стоит только пародия на театр Вс. Мейерхольда.

И роман-сатира, роман-обвинение «Золотой теленок». А ведь это же роман о стране, где воздается не по уму, не по таланту, где «пиво отпускается только членам профсоюза». Там можно жить, только притворяясь кем-то. То ли сыном лейтенанта Шмидта, то ли участником автопробега, то ли просо совслужащим, то ли сумасшедшим…

Катаев… Как много о нем хочется сказать! Но… все о себе он уже сказал сам. Его считали лжецом и пижоном. А он всегда говорил правду. Но так ярка, необычна была его правда, что ему не верили.

– Но это ее, новую власть, он описал в образе остервенелой бабищи, присасывающейся к уху каждого нового сожителя с захлебывающимся сладострастным шепотом: «А теперь – вещи покупать!» Катаев брезгливо высмеивал политические вопросники и сходящих с ума под угрозой «чистки» совслужащих, зазубривающих стандартные ответы… (Е. Евтушенко)

Он прожил больше своих друзей. И успел много. По крайней мере, успел бросить в лицо совку и «Уже написан Вертер», и «Фиалку» и «Алмазный мой венец».

Да, он всегда говорил правду. И поступал по совести. Когда О. Мандельштам вернулся из ссылки, единственным, кто приютил «очень заразного» поэта и его жену, кто помогал им материально был Катаев.

– …Катаев был циник особого, советского типа – циник романтический, циник артистичный до мозга костей, циник, ненавидящий циников, циник, порой щедрейше помогавший всем, от кого цинизмом и не пахло… (Е.Евтушенко)

Да, он сказал злые слова о своем учителе И.А. Бунине, обозвав геморроидальным стариком. Но ведь не соврал же.

Да, он говаривал в эпоху большевистского аскетизма, что любит вкусно есть и хорошо одеваться. Так он таки да это любил.

И еще. Кто сказал, что роман «Белеет парус одинокий» о революции 1905 года. Как мы вставляли в рефераты или даже в сочинение об образе Печорина цитаты классиков Марксизма-Ленинизма, так и Катаев вставил в роман матроса Жукова иже с ним. Но этот роман и сейчас можно давать детям и внукам, ибо он об одесском, самом лучшем на свете, детстве.

Катаев создатель того, самого журнала «Юность», открывшего нам в 60-е Евтушенко, Вознесенского, Гладилина, Аксенова, Ахмадулину, Окуджаву… Мало? Рождественского, Кузнецова, Казакову…

Е. Евтушенко "Валюн".

Он всех нас кормил и печатал,

открыв заржавелый засов.

Катаевские волчата,

мы шли против лагерных псов.

Вселяя в Лубянку угрюмость,

пугая Китайский проезд,

журнал под названием «Юность»

стал юностью наших надежд.

……………………………………..

Надо сказать, что Одесса постоянно рождает и проявляет больших и очень больших поэтов и писателей. О нынешних мы еще поговорим. Но много позднее.