А вот что привезла с прошлой летней поездки в "Берендеевы поляны". Послушай!
Михаил Волков. "Селедочка"
Море ползает у ног, как нашкодивший щенок. Море камушки валяет. А сокровища его не сосчитаны пока. Там медузы на виду, что арбузы на меду, Там селедочка гуляет и нагуливает жир на медальные бока. Кто ж позволит, чтоб добро, игнорируя нутро, между пальцев убегало, А не шло к нему на стол под картошку и лучок? Вот и здесь в короткий срок появился городок и отличнейшая гавань, сорок тысяч кораблей и старинный кабачок.
Весь сверкая мишурой и воняя чешуей, пьяной улочкой портовой, руки вдоль а ноги вширь, ковыляю кое-как, чтобы ощупью с трудом отыскать знакомый дом, где живут на всем готовом две владычицы души, сердца, тела, кошелька. А одна из них светлей, тридцати неполных лет, а другая помоложе, и немного постройней, и немного погрешней. У одной постель мягка и цена невысока, а другая подороже и пока не по моей прохудившейся мошне.
Ходят в холод и в жару пароходы на пару, пароходы ходят парой: "Ах, ваша стройная корма так волнует мой бушприт! Вы со мною жестоки. У меня отнялся киль и давление упало, и у штурмана понос, и у боцмана гастрит." Пароходы на пару ходят в холод и в жару. Я плыву своей дорогой и селедочку ловлю, чтоб продать на берегу и потом, когда с трудом отыщу знакомый дом, выбрать ту, что подороже, - экономить на любви я, представьте, не могу.
Но однажды по снежку мне втемяшится в башку после сытного обеда, что когда-нибудь пора что-то в корне поменять. Я взойду на пароход, попрощаюсь широко и куда-нибудь уеду, предоставив остальным расплатиться за меня. Заведу себе жену и семейно заживу - респектабельно до дрожи. Стану слушать патефон, стану галстуки носить. И лишь прошлое будить, в редких снах моих блудить будет та, что помоложе, да на тумбочке стоять будет банка "Иваси".
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
timeasmymeasure
no subject
Date: 2016-06-01 09:55 am (UTC)Михаил Волков. "Селедочка"
Море ползает у ног, как нашкодивший щенок.
Море камушки валяет.
А сокровища его не сосчитаны пока.
Там медузы на виду, что арбузы на меду,
Там селедочка гуляет
и нагуливает жир на медальные бока.
Кто ж позволит, чтоб добро, игнорируя нутро,
между пальцев убегало,
А не шло к нему на стол под картошку и лучок?
Вот и здесь в короткий срок появился городок
и отличнейшая гавань,
сорок тысяч кораблей и старинный кабачок.
Весь сверкая мишурой и воняя чешуей,
пьяной улочкой портовой,
руки вдоль а ноги вширь, ковыляю кое-как,
чтобы ощупью с трудом отыскать знакомый дом,
где живут на всем готовом
две владычицы души, сердца, тела, кошелька.
А одна из них светлей, тридцати неполных лет,
а другая помоложе,
и немного постройней, и немного погрешней.
У одной постель мягка и цена невысока,
а другая подороже
и пока не по моей прохудившейся мошне.
Ходят в холод и в жару пароходы на пару,
пароходы ходят парой:
"Ах, ваша стройная корма так волнует мой бушприт!
Вы со мною жестоки. У меня отнялся киль
и давление упало,
и у штурмана понос, и у боцмана гастрит."
Пароходы на пару ходят в холод и в жару.
Я плыву своей дорогой
и селедочку ловлю, чтоб продать на берегу
и потом, когда с трудом отыщу знакомый дом,
выбрать ту, что подороже, -
экономить на любви я, представьте, не могу.
Но однажды по снежку мне втемяшится в башку
после сытного обеда,
что когда-нибудь пора что-то в корне поменять.
Я взойду на пароход, попрощаюсь широко
и куда-нибудь уеду,
предоставив остальным расплатиться за меня.
Заведу себе жену и семейно заживу -
респектабельно до дрожи.
Стану слушать патефон, стану галстуки носить.
И лишь прошлое будить, в редких снах моих блудить
будет та, что помоложе,
да на тумбочке стоять будет банка "Иваси".